Дмитрий Медведев
Зная секрет.
Те места, которые мы в детстве выбирали для своих игр - за-брошенные, потерявшие
связь с людьми клочки города - уже не встречаются нам. Наверно, их действительно
больше нет, или с не-которых пор мы просто перестали бывать там, где бывали раньше.
Налипшая сырая земля теперь редко тянет вниз наши ноги, и неиз-вестно за каким
бетонным забором, среди ржавого железа, стоит проржавевший, полуразобранный ЗИЛ.
Впрочем, я понял, что вызывать в себе воспоминания детства бессмысленно: для
этого мои теперешние впечатления стали слиш-ком прерывисты, не столь несомненны
для меня самого. Разве что, осталось что-то, что, подобно старой, когда-то нужной,
но потом надолго забытой вещи, будучи неожиданно вытащено наружу из-под кучи
хлама, приносит всепоглощающее потрясение, связанное с появлением прошлого. В
это мгновение не возвращаешься назад, но удивительным образом преображаешься
…
Материн, улучив подходящий момент, перебежал улицу, а я, как всегда, задержался,
дожидаясь пока дорога очистится от машин. Наш спор, ставший уже вялым не продолжился
после этого, и дальше мы зашагали молча. - Здесь живет Женька,- сказал я, указы-вая
на серое здание. Мне хотелось услышать хоть слово в ответ, но Материн только
достал из кармана кусок проволоки и начал на ходу наматывать его себе на палец.
Обогнув газетный киоск, мы зашли в Женькин двор.
Я знал, что был прав тогда, на футбольном поле, и в дейст-вительности моча не
имеет никакого отношения к зачатию детей. Для меня было очень важно, чтобы Материн
признал это, но он упорно стоял на своем. В конце - концов, мне начало казаться,
будто он, сохраняя спокойствие, просто смеется над моей горячно-стью, и для него
вовсе не важно, действительно ли я знаю то, чего не знает он. От этого во мне
словно что-то рухнуло под собствен-ной тяжестью.
Материн был нелюдимым неряхой и силачом, он никогда не носился по классу с другими
мальчиками, и поэтому никто не до-гадывался, что любого из нас он мог задавить
своими руками. Я же испытал его превосходство несколько раз. Еще он хорошо рисо-вал,
и та же учительница, что иногда ругала его за нестриженые ногти, говорила, что
у него есть талант.
Пойдя в школу, я сразу сошелся с ним, потому что его зва-ли так же, как и меня,
и я тоже не любил носиться.
Проходя сквозь дворы, пересекая улицы, мы везде ощущали си-лу городской весны.
Распространившийся повсюду запах сжигаемой прошлогодней листвы как бы расширял
окружающее пространство, а уже уверенное солнце подталкивало нас в спины, заставляя
пере-двигаться все быстрей и быстрей. Так мы почти бегом добрались до парка.
От центрального ставка еще виднелись многоэтажные дома, но никакие уличные звуки
сюда не добирались, да и вокруг никого не было. Развесив одежду на прибрежных
кустах, мы полезли в воду.
Родители запрещали мне купаться самому, тем более вода еще не прогрелась, но
до вечера было далеко - я подумал, что успею высохнуть, и дома ничего не узнают.
Наплававшись, мы выбрались на берег и, дрожа от холода, ста-ли одеваться. Именно
в этот момент затрещали ветки, и из кустов вышел мужчина. Внешность его не испугала
меня, но почему-то вызвала крайне неприятное чувство. На нем был грязный, измятый
пиджак, и тонкие хлопковые штаны, такие, какие мы обычно на-девали перед уроками
физкультуры в школе. При его приближении, я сразу почувствовал сильную вонь и
запах перегара.
Увидев нас, он на минуту застыл на месте, а затем, разведя руки в стороны, вдруг
неуклюже пустился в пляс, сопровождаемый нечленораздельным мычанием. При этом
один из его истоптанных домашних тапок слетел у него с ноги.
Несомненно, в тот день я первый раз в своей жизни встретил БОМЖа.
Закончив плясать, он подошел к тапку и, всунув в него свою бо-сую ногу, сказал,
обращаясь к нам - Наловили раков, пацаны ?
Больше я не мог на него смотреть. Стыд, испытываемый мной в тот момент настолько
сильно, что даже свело мышцы, заставил меня отвернуться.
Не до этого случая, не после я не встречал человека, который, как мне показалось
бы, испытывал нечто подобное.
Это был стыд не за то, что я совершил, а за то, что мог бы со-вершить - за то,
что мог бы быть грязен, за то, что мог бы пить и вести себя так на глазах у других
людей, на глазах у этого БОМЖа, Материна. Пьяный БОМЖ в тот момент не был чем-то
осмеиваемым или отвергаем мной, он был тем, что заставляло меня жгуче стыдится
своих еще не совершенных, но уже как бы совер-шившихся поступков, он был их итогом,
он был мною.
Впрочем, спасаясь от полного осознания последнего, я и отвер-нулся.
Голоса Материна и БОМЖа слились для меня в одно, и я не различал отдельных слов.
Лишь одну фразу Материна я выделил - Смотри, смотри, что вытворяет! - Но, конечно,
не посмотрел…
Весь остаток того дня я был подавлен и почти ничего не за-мечал вокруг. Помню
только найденные нами в парке еще горячие угли разожженного кем-то костра, и
громадное дерево, на которое я не смог залезть, Материн же легко вскарабкался
почти на самую его верхушку.
Возвращались домой мы уже в сумерках. Перед тем как
расстаться я каким-то образом набрался решимости и спросил Ма-терина, что вытворял
БОМЖ. Он посмотрел на меня, хитро прищу-рив глаза, и ответил - А от чего появляются
дети?
Далее Здравствуй, Говинда
